Чудеса мира сердца бесконечны, а благородство его заключается в том, что оно чудеснее их всех. Большинство же людей об этом не имеют понятия. Его благородство двоякого вида: первый – от религиозного знания, второй – от власти. Что касается благородства от религиозного знания, то оно двухслойное. С одной стороны, это – то, что могут познать все создания. Другая сторона – более скрытая и не всякому известная, а потому более изысканная. Внешняя сторона представляет собой наличие в нем силы мистического познания всех наук и искусств, дабы благодаря ей постигнуть все искусства, прочитать и узнать обо всём, что написано в книгах: о геометрии, арифметике, медицине, астрономии и науках шариата.
Несмотря на то, что оно есть нечто, не принимающее часть, в нем помещаются все науки. Однако весь мир в нем будет подобен песчинке в море. В один миг в своих мыслях и в своём движении оно может воспарить от земной низости к величию, перенестись с востока на запад. Несмотря на то, что оно заточено в земном мире, оно может измерить все небо, определить величину любой звезды и сказать, сколько её площадь, хитростью извлечь рыбу с морских глубин, доставить на землю в воздухе птицу, подчинить себе сильных животных типа льва, слона, верблюда и лошади. Что бы ни было в мире из чудес наук, все представляет его занятия. Совокупность знаний приобретается им через пять чувств, потому как они внешние и каждому доступны.
Удивительнее всего то, что внутри сердца существует одно окошко, открытое в Царствие небесное (малакут-и асман), подобно тому как снаружи сердца есть пять дверей, открытых в мир чувственного ('алам-и махсусат,), называемый телесным миром ('алам-и джисмани,), тогда как мир царствия ('алам-и малакут) именуют миром духовным
Большинство людей знают телесный чувственный мир, что само по себе достаточно ограниченно и неосновательно. Они постигают путь к знанию посредством чувств, и такие знания тоже ограниченны.
Двояким доводом к тому, что внутри сердца есть одно особое окошко к знаниям, являются, во-первых, сны. Во сне, когда путь чувствам закрыт, та внутренняя дверца открывается, и из мира царствия и Хранимой Скрижали начинает проявляться скрытое, чтобы привести к познанию и видению того, чему предстоит быть: либо явно, так, как это будет, либо образно, тогда появляется потребность в толковании. Очевидно, отсюда люди полагают, что бодрствующий человек наиболее подходит для (толкования] мистического знания, хотя видят, что в бодрствующем состоянии скрытое ему недоступно, а во сне он видит без участия чувств.
Нет, невозможно объяснить истину снов, но необходимо знать в такой мере: сердце, словно подобие зеркала, а Хранимая Скрижаль – как ещё одно зеркало, не искривлённое, в котором отражено всё сущее. И как изображения от одного зеркала отражаются в другом зеркале, поставленном напротив, так и изображения от Хранимой Скрижали появляются в сердце, когда оно очищается, освобождается от чувственного и устанавливает с ней духовную связь (мунасабат). До тех пор, пока оно занято чувственным, оно скрыто завесой от духовной связи с миром. Во сне оно освобождается от чувственного, и волей-неволей то, что находится в его сути, начинает появляться благодаря проникновенному созерцанию к мира царствия.
Однако, хотя чувства из-за сна подавлены, представление остаётся на своём месте. Поэтому то, что становится видимым, видимо в образном обличье представления, не явно и не открыто, но отчасти под покровом и завесой.
Когда умирает, не остаётся ни представления, ни чувств. Тогда он видит деяния без покрова и без представления. Ему скажут: «И Мы сняли с тебя твой покров, и взор твой сегодня остр». Они ответят: «Мы видели и слышали – верни же нас, чтобы мы могли творить благое!»
Другим доводом является то, что нет ни одного человека, у кого в сердце не проявлялись бы интуиция и ясные мысли в виде внушения свыше, которое идёт не от чувств, но появляется в сердце неизвестно откуда.
В такой мере следует знать, что не все знания исходят от чувственного. Поэтому следует быть сведущим в том, что сердце – не из данного мира, но из мира царствия. Чувства же, сотворённые для этого мира, без сомнения, являются завесой от проникновенного созерцания, того мира. До той поры, пока оно не освободится от неё, пути к нему не найдёт.
По материалам книги Абу Хамида Мухаммада ал-Газали ат-Туси
«Эликсир счастья»